С «чужими» против «своих»

Конечно, по высотно-скоростным характеристикам F-5 существенно уступали МиГ- 21 и МиГ-23, но значительная полезная нагрузка делала их незаменимыми при ударах по наземным целям и особенно при изоляции района боевых действий.Окончание, начало в ИА № 25

полковник авиации Владимир Бабич
при участии канд. соц. наук Владислава Морозова

Несмотря на то, что в ходе двухмесячных ожесточённых боёв вооружённые силы Эфиопии, вопреки понесённым тяжёлым потерям, сохранили боеспособность и даже нанесли силам агрессора ощутимый урон, всё же к началу октября 1977 г. сомалийская армия практически полностью заняла Огаден. Фактически под контролем противника оказалось 90 % территории этой провинции за исключением двух крупных административных центров Харар и Дыре-Дауа, на окраинах которых атакующие увязли в позиционных боях. Как бы там ни было, но в результате агрессии территория Сомали разом увеличилась на 320 тыс. кв. км. Все цели войны были практически достигнуты, и в Могадишо стали подумывать о заключении мира на почётных условиях. С целью зондажа обстановки ещё в начале сентября 1977 г. Сиад Барре отправился в Москву, где попытался добиться нейтрального отношения к агрессии против Эфиопии и увеличения поставок оружия из СССР. Но Кремль не пошёл на сближение и неожиданно вообще объявил о прекращении военного сотрудничества. Это был весьма серьёзный удар, но не потерявший лица сомалийский лидер, видимо, считал, что ему в любом случае удастся успешно сыграть на противоречиях супердержав.
На обратном пути самолёт Барре приземлился в Каире, и президент Египта Анвар Садат, год назад разорвавший отношения с СССР, полностью поддержал позицию Сомали, пообещав свою помощь на международной арене, а также поставку оружия и боевой техники. Кроме того, он взялся передать личное послание Сиада Барре американскому президенту, что и было исполнено в чрезвычайно короткий срок. Но пока в американском Госдепартаменте раздумывали что делать с новым союзником, сообщения о готовности предоставить Сомали военно-техническую помощь поступили из Саудовской Аравии, Ирана, Пакистана и Судана.
Однако в Вашингтоне, ещё не избавившемся в то время от вьетнамского синдрома, явно не спешили ввязываться в новую военную авантюру на другом конце земли с неясными целями. В результате в Белом Доме уклончиво заявили, что в принципе «США готовы снизить зависимость Сомали от СССР в тяжёлых видах вооружения путём предоставления оборонительной военной техники», но одновременно осудили «неспровоцированную агрессию против соседней страны». Одновременно Госдепартамент предупредил Эр-Рияд и Тегеран, что попытка поставки в Могадишо тяжёлого вооружения, и в том числе артиллерийских систем калибра более 105 мм, приведёт к замораживанию всех военных контрактов с этими странами.
Между тем, поначалу безучастно наблюдавшие за конфликтом СССР, Куба и другие социалистические страны, решительно осудили действия Сиада Барре, назвав боевые действия Сомали против Эфиопии «неприкрытой вероломной агрессией,, экспансионизмом в его самом грязном виде… и большим предательством». «Мировая общественность» в лице ООН и большинство европейских стран, в общем и целом также поддержала эту точку зрения. В результате уже 13 августа 1977 г. вышло распоряжение Совета Министров СССР № 1823, на основании которого в Эфиопии началось формирование Заграничной группы советских военных советников, возглавляемой заместителем командующего ВДВ генерал-лейтенантом П.Чаплыгиным. При этом советская военная помощь Эфиопии быстро расширялась, что постепенно начало сказываться на ходе боевых действий.
В августе — сентябре эфиопские ВВС потеряли два F-5A сбитые зенитным огнем сомалийцев, ещё один гражданский DC-3 сбитый ракетой ПЗРК «Стрела», военный С-47 (был уничтожен на земле во время налета на аэродром Джиджига), а две «Канберры» оказались повреждены.
Ощутимый урон несла и авиация агрессора. Так, только 11 августа сомалийцы лишились сразу двух МиГ-21 в ходе налета на эфиопскую авиабазу Айша. Их записали на свой счет расчет ЗРК С-125. Но гораздо больше боевых самолетов было потеряно в результате различных технических неисправностей. Поэтому к концу сентября на основной сомалийской авиабазе Харгейса находилось примерно по десятку боеготовых МиГ-17 и МиГ-21. Хотя сомалийские войска всё больше увязали в боях за Огаден, Барре не чувствовал приближения катастрофы, так как Египет и Судан начали поставлять оружие. Особенно много его поступало из Египта, перевооружавшего свою армию американской техникой и избавлявшегося от ставших не нужными излишков советской техники. Более того^ обе страны из состава своих ВВС сформировали по одной сводной эскадрилье истребителей МиГ-21, которые в начале ноября 1977 г. появились на фронте. Это весьма весомое пополнение поредевших ВВС Сомали поначалу было сосредоточено на авиабазе Харгейса, а затем передислоцировано на аэродром Бербера.
Впрочем, действовать им пришлось недолго. Рассказывает полковник авиации Сергей Пазынич: «Во второй половине 70-х годов я служил в 86-м ГИАП, базировавшемся на аэродроме Маркулешты и входившем в состав 119-й авиадивизии 5-й Воздушной армии (ОдВО). И вот как-то весной 1977 г. пришло указание “сверху» отправить командира нашей 2-й эскадрильи подполковника Владимира Ненахова в длительную служебную командировку в страну с сухим и жарким климатом. Куда точно его путь лежал он и сам не знал, но на «отвальной» в ходе задушевного разговора зам. командира полка по лётной подготовке подполковник Вадим Кошелев его спросил:
— Слушая, Володя, а если война… Что делать будешь?
Ненахов, почти не раздумывая, ответил:
При первой же подходящей возможности организую налёты на ближайшие авиабазы противника и всё разобью на них…
Разговор как разговор, каких много в авиационной среде, и вскоре о нём практически все позабыли.
Однако не прошло и пары месяцев, как пришло аналогичное направление и для подполковника Кошелева…
Возвращались наши “добровольцы-волонтёры” как и уезжали, порознь. Первым, в конце ноября 77-го, приехал Кошелев. Ну, понятное дело, почти сразу же не обошлось без расспросов, где был, что видел и что делать пришлось…»
Вспоминает полковник авиации Вадим Кошелев: «Название страны, куда мне пришлось отправиться советником, я, по заведённому тогда порядку, узнал только уже находясь в одном из кабинетов Министерства обороны, в Москве. Ехать предстояло в Сомали. Не скажу, что это меня огорчило или обрадовало. Назначение как назначение.
Прибыв на место, я был направлен в истребительную эскадрилью на аэродром Бербера. Обстановка там была просто замечательная. Помимо того, что всё объекты инфраструктуры авиабазы были сделаны очень добротно и с размахом (например, на стоянках можно было запросто разместить два — три полка), в самой Бербере находилась советская военно-морская база, где было немало наших специалистов, благодаря чему практически не ощущалась оторванность от Родины. К тому же на аэродроме постоянно приземлялись прилетавшие из Союза наши транспортные и пассажирские самолёты. Словом всё было просто замечательно.
Но больше всего мне понравился аэродромный ЩП — огромный высокий, целых шесть этажей! Чрезвычайно светлый и просторный, а самое главное с прекрасным обзором на территорию авиабазы, открывавшемся из почти панорамных огромных окон…
Война с Эфиопией началась как-то незаметно. Во всяком случае, в моей истребительной эскадрилье и базировавшейся на нашем аэродроме бомбардировочной эскадрилье, оснащённой самолётами Ил-28, ритм и интенсивность полётов почти не изменились. Летать, правда, сомалийцы стали больше, но во всех остальных отношениях всё было по-прежнему. Помню, я несколько раз предлагал командованию авиагруппы возвести обваловку вокруг аэродромных стоянок, рассредоточить авиатехнику, которая частенько в скученном состоянии находилась возле заправочных площадок. Но на все предложения сомалийские офицеры с улыбкой отвечали, что “эта война ненастоящая и ничего страшно не произойдёт… «. Аналогичным было состояние ПВО авиабазы и города: техника стояла, в основном, в парках. На позиции боевого дежурства находилась одна-единственная зенитно-ракетная батарея С-75, а РЛС включались только для проверки работоспособности аппаратуры и проведения учебных занятий личным составом расчётов. При этом никакого даже подобия боевого дежурства не велось. Отсутствовали и посты ВНОС. Спустя примерно месяц или два после её начала на базе вообще стали поговаривать, что “ещё неделя, другая и будет подписано перемирие…”.
Всё это благодушие продержалось до начала ноября. И вот как- то, буквально накануне ноябрьских праздников, в ходе очередной лётной смены взлетела с нашей авиабазы пара МиГ-21. Я в это время находился на КДП и хорошо видел, как два истребителя ушли в небо, растворившись в раскалённом мареве окружающего пространства. После этого к полосе тягачи неторопливо поволокли звено бомбардировщиков Ил-28. Дело в том, что к этому времени запчасти для этих самолётов в СССР уже не выпускались, и их приходилось получать из Китая, где эти машины под обозначением Н-5 не только находились на вооружении, но и выпускались серийно. И всё же моторесурс двигателей этих машин старались экономить.
Глядя на эту процессию, я боковым зрением отметил какое-то движение в западной части горизонта. Всмотревшись, я очень удивился, увидев приближавшиеся на малой высоте четыре точки.
— Это кто к нам пожаловал? — с удивлением спрашиваю у руководителя полётов. Тот, неторопливо попивая кофе, даже не взглянув в окно, ответил:
— Наши возвращаются.
Какие, думаю, к чёрту, “наши”?!.. Они же только что стартовали и, если бы что-то случилось в воздухе, то было бы сообщение по радио, так как с экипажами пары поддерживалась связь.
Между тем, события развивались стремительно: четыре точки обрели формы “Фридомфайтеров», и в следующее мгновение в полосу угодила серия бетонобойных полутонных бомб! Подошедшее следом второе звено ударило залпом НА Ров по Ил-28, всё ещё находившихся на рулёжной дорожке. Тем временем первое звено, выполнив боевой разворот, пошло во вторую атаку. Одна пара эфиопских истребителей атаковала склад ГСМ, а другая начала разворачиваться в нашу сторону, явно собираясь “обработать” шикарную белую башню КДП, довольно сильно выделявшуюся на общем фоне. И вот тут-то в моей памяти всплыл тот разговор с Володькой Ненаховым: “При первой же подходящей возможности организую налёты на ближайшие авиабазы противника, и всё разобью на них… ”. Глядя на доворачивавшие в нашу сторону серебристые самолёты, я как будто снова услышал эти слова…
— Быстро все вниз…!!..
И мы побежали, точнее рванули!
Вообще КДП был чрезвычайно просторным, а потому многочисленный персонал в нём как бы растворялся, но на лестнице оказалось неожиданно много народа. Никто не обращал внимания на звания и государственную принадлежность. Главным было одно — успеть выбраться из здания.
К счастью, выход находился с противоположной стороны по отношению к той, откуда выполнялась атака. Уже выбегая, я услышал грохот пушечных очередей и удары снарядов по стенам и крыше…
С грохотом и рёвом самолёты пронеслись буквально над нашими головами. К счастью, атакующие ограничились только обстрелом здания КДП из пушек и ударили залпами НА Ров по стоянкам. Взглянув туда, я увидел, что находившийся ближе всех ко мне примерно в полукилометре сомалийский Ан-26 мгновенно завалился на одно крыло, и его тут же охватило пламя. Судя по всему, стоявшим за ним Ил-28 и МиГ-21 также не поздоровилось, так как стоянку мгновенно заволокло дымом, сквозь который временами пробивались вспышки огня и слышались взрывы.
Каким оказался ущерб от этого налёта, мне и другим нашим специалистам, служившим на этой базе, к сожалению, узнать не удалось, так как практически сразу же после окончания налёта всех советских военных и гражданских специалистов посадили под домашний арест в гостинице, где мы безвылазно под охраной автоматчиков просидели в своих номерах почти неделю. Правда, надо признать, обращались с нами вежливо. После чего нас эвакуировали в СССР на советском Ан-12…»
«После удара по одному из двух аэродромов Берберы, — вспоминал позже полковник авиации Владимир Ненахов, — мы, окрылённые успехом, решили врезать по второй авиабазе, а заодно и по морскому порту Бербера. Обидно было невероятно, что он, расширенный и модернизированный на советские деньги, вместе с аэродромом и множеством других объектов достанется американцам. То, что они туда обязательно придут, мы не сомневались, так как получали информацию не только из газет…
Учитывая, что сомалийская ПВО так и не смогла организовать эффективное противодействие эфиопской авиации, я на одном из совещаний доложил свой предварительный замысел генерал-лейтенанту авиации Г.Дольникову. Внимательно выслушав меня и задав несколько вопросов, он дал «добро» на продолжение разработки плана операции. При этом уже после совещания, в разговоре без свидетелей, он сообщил, что вскоре должен прибыть кубинский авиационный контингент в составе двух — трёх эскадрилий, а самое главное — будет существенно усилена численность ВВС Эфиопии. Всё это я должен был учесть в расчётах. Завершая обсуждение, Дольников посоветовал соблюсти все возможные меры секретности, привлекая к работе исключительно советских специалистов. Что же касается эфиопских и кубинских авиаторов, то им задачи предполагалось поставить накануне проведения операции…
Над планом будущего налёта мы работали по ночам и в свободное время. Все документы с расчётами хранились в нашем штабе, который охранялся подразделениями ВДВ. По мере прибытия новой техники и кубинских частей в план налёта вносились всё новые и новые дополнения, обусловленные увеличением числа подразделений, которые предполагалось задействовать в ходе планируемого налёта для разрушения различных объектов. В общем, согласно проведённым расчётам, подкреплённым результатами моделирования с практической проверкой на полигонах, после нашего удара там не должно было остаться почти ничего, в полном соответствием со словами гоголевского Тараса Бульбы, сказавшего своему сыну-предателю: «Я тебя породил, я тебя и убью…»
Но в Москве, куда мы представили на утверждение план операции, буквально «ахнули», ознакомившись с нашими расчётами, обозвав нас «кровожадными ястребами»… Ответ был подобен холодному душу: акция подобных масштабов подорвёт все усилия Советского Союза на мировой арене, и на нашу страну будут смотреть как на Америку. В то же время оперативный отдел Генерального штаба и Главный штаб ВВС в целом положительно оценили нашу разработку, и вскоре мы получили приказ все материалы по этой разработке выслать в Союз и, по возможности, забыть о ней…»
Трудно сказать, насколько Сиад Барре сознавал последствия развязанной им войны, однако к концу августа он понял, что если ещё и остались какие-то надежды на победу, то они связаны только с нейтрализацией советского влияния. Именно поэтому в начале ноября 1977 г. сомалийский лидер решился на отчаянный и экстраординарный шаг — снова прибыл с визитом в СССР, но на этот раз с целью добиться если не помощи, то хотя бы советского нейтралитета. Однако в кремле его встретили более чем холодно. Мало того, Л.И.Брежнев, отдыхавший в Крыму, не пожелал прервать отпуск для встречи с гостем. Это начинало попахивать уже настоящей катастрофой, но, ощущая арабское единство и будучи опьянённым своими первыми победами, Барре от горечи нанесённого ему почти неприкрытого оскорбления, сделал величайшую глупость, объявив (явно по примеру египетского лидера Садата), о разрыве отношений с СССР и странами Варшавского Договора.
Уже 13 ноября правительство Сомали денонсировало договор с Советским Союзом и обязало советских специалистов, которых в стране насчитывалось вместе с членами семей свыше 2 тыс. человек, в трёхдневный срок покинуть страну. Кубинцам вообще велели «очистить помещения и территорию» в течение суток! Для эвакуации советских и кубинских граждан из сомалийского порта Бербера, где находилась наша база, пришёл большой десантный корабль «Крымский комсомолец» с батальоном морской пехоты ВМФ СССР, сопровождаемый боевыми кораблями. Местные власти предприняли попытку воспрепятствовать заходу кораблей в гавань, но предупредительный артиллерийский огонь и начавшаяся по всем правилам военного искусства высадка морской пехоты с артиллерией и танками мгновенно прояснили мозги местным царькам. Практически по аналогичному сценарию развивались события и в порту Могадишо, куда из состава оперативной эскадры ТОФ в Индийском океане для проведения эвакуации был направлен большой десантный корабль «50 лет шефства ВЛКСМ» с отрядом боевых кораблей прикрытия 1*.
«Дерзкая мера Советов» повергла в шок и западных наблюдателей, на все лады начавших кричать о невиданном произволе, творимом СССР на международной арене. Однако сомалийское руководство предпочло не нагнетать напряжённость. Вскоре работники советского посольства и военной миссии были доставлены в йеменский порт Аден. Большая часть членов семей была вывезена на родину самолётами Ан-12. Покидая порты, десантники увели с собой принадлежащие СССР плавбазу и плавучий док. Удалось эвакуировать кое-что из техники и боеприпасов, в частности был полностью вывезен склад тактических ракет. Однако оборудованный на деньги СССР порт Бербера, позволявший обслуживать боевые корабли всех классов, специальный узел связи, станция слежения, огромный топливный терминал для хранения 175 тыс. баррелей топлива, жилые помещения и две авиабазы, расширенные и модернизированные также на наши средства, достались сомалийцам. Одна часть наших советников из Сомали вернулась в СССР, а другая была направлена в Эфиопию. Нетрудно догадаться, что по ту сторону линии фронта информация, которой они располагали, пришлась как нельзя кстати. Одновременно из СССР были высланы все без исключения сомалийцы.
Вслед за сомалийским лидером, в октябре 1977 г. Советский Союз посетил «красный негус» Эфиопии Менгисту Хайле Мариам, которого, естественно, встречали совсем по-другому. Ему были обещаны не только обширные военные поставки, но и содействие в получении согласия руководства «Острова свободы» на отправку кубинских добровольцев в Эфиопию. Надо заметить, что преуменьшить огромную роль в укреплении боеспособности эфиопских вооружённых сил, которую сыграла Куба, просто невозможно, и это не пытались никогда делать ни в Советском Союзе, ни в Эфиопии. Легендарный команданте Фидель Кастро, оскорблённый обманом Сиада Барре и откровенно свинской выходкой сомалийских властей, провозгласил почти ленинский (по духу и звучанию) лозунг «Революция Эфиопии в опасности!». В результате кубинское военное присутствие в Эфиопии начало стремительно нарастать. Если в мае 1977 г., по данным ЦРУ, в этой стране находилось всего лишь около полусотни кубинских военных советников, то к концу июля их число увеличилось до 3 тыс. человек(!) и продолжало возрастать почти столь же быстрыми темпами.
На первых порах в Кремле ещё опасались эскалации конфликта и вовлечения в него США, Саудовской Аравии, Египта и Судана. Однако вброшенная в прессу информация о крупных поставках Сомали оружия из Египта, к этому времени уже в широких масштабах получавшего военную помощь из США, вызвала лишь ужесточение американского контроля за реализацией военных контрактов в регионе. Из этого в Москве сделали вполне логичный вывод, что запад и арабские страны не проявляют особого интереса к эскалации конфликта. В результате был дан «зелёный свет» правительству Фиделя Кастро на посылку в Эфиопию регулярных частей Революционных вооруженных сил Кубы. С этого момента началось то, что западные историки и по сей день именуют «Советской интервенцией в Эфиопию с последующим вторжением кубинских войск».
Для участия в этой войне кубинцы старались отбирать сержантский и офицерский состав, имевший опыт боев в Анголе (там война с участием кубинцев к этому времени шла уже более года). Возглавил контингент РВС Кубы в Эфиопии дивизионный генерал Арнальдо Очоа Санчес 2*. Уже в сентябре с «острова Свободы» началась переброска частей и соединений, полностью оснащённых штатной техникой и вооружением, включавшей такие новейшие для того времени образцы, как танки Т-62, БМП-1 и мобильные ЗРК «Стрела-10» и «Квадрат».
Следует добавить, что ввод кубинского контингента обеспечивался работой советских военных советников, основная масса которых находилась в Эфиопии с июля 1977 г. К ноябрю советских военных советников в Эфиопии насчитывалось 1500 чел., главным военным советником в этой стране был назначен генерал армии В.Петров. Весьма весомую роль в окончательной победе Эфиопии сыграли советские летчики и авиатехники (в т. ч. имевшие боевой опыт Кореи, Вьетнама и Египта), возглавляемые генерал-лейтенантом авиации Г.Дольниковым (всего их было более сотни). Безусловно, их участие в сомалийско-эфиопской войне заслуживает отдельного рассказа. Причём кубинские историки справедливо указывают, что «успешные действия кубинских авиаторов в Эфиопии были бы невозможны без предварительного участия в войне русских специалистов, благодаря помощи которых эфиопы к ноябрю — декабрю 1977 г. уже завоевали господство в воздухе».
Господство в воздухе, завоёванное эфиопскими авиаторами при непосредственной помощи советских военных советников, было практически безраздельным, в результате чего влияние сомалийской авиации на ход и исход боевых действий было сведено практически к нулю. Деятельность сомалийских ВВС, понесшие большие потери в воздушных боях, свелась к спорадическим авиаударам по объектам противника вблизи линии фронта, наносимым отдельными парами или звеньями своих истребителей и штурмовиков.
Западные авторы имеют обыкновение утверждать, что ряд побед на F-5 эфиопских ВВС одержали непосредственно советские летчики. Отечественные источники (в том числе архивные) эти сведения не подтверждают. Ещё большие сомнения вызывают данные, согласно которым в составе эфиопских ВВС на F-5 в этот период воевали несколько израильских летчиков. В данном случае неясно, идет ли речь о наемниках, или пилотах ВВС Израиля, «отправленных на стажировку» (как известно, сбивать МиГ-21 на американских самолетах — привычное дело для израильтян. — Прим. Авт.), поскольку неизвестны ни фамилии, ни иные подробности. Вряд ли через Израиль, как пишут западные авторы, Эфиопия могла получить «большие партии запасных частей для своих F-5». Дело в том, что самолётов этого типа в составе ВВС Израиля не было, а значит запрашивать запчасти на них евреи не могли. К тому же, после выхода из арабо-израильского противостояния Египта, военно-техническая помощь Израилю со стороны США была также сокращена. Практически единственным поставщиком американской техники для Эфиопии оставался Вьетнам, отправивший на Африканский Рог, помимо огромного количество запчастей к летательным аппаратам, ещё и десять F-5.
Все эти меры позволили ВВС Эфиопии «расчистить поле игры» к прибытию кубинцев, изрядно «проредив» сомалийские ВВС, которые к этому времени потеряли не менее трети довоенного авиапарка. Первые небольшие подразделения РВС Кубы были переброшены в Эфиопию в ноябре 1977 г. самолетами советской военно-транспортной авиации. К этому времени уже с точностью часового механизма работал «воздушный мост», организованный советской военно- транспортной авиацией, связывавший СССР с Эфиопией. 25 ноября 1977 г. первые антоновские «киты» в аэрофлотовской раскраске приземлились на эфиопских аэродромах. Воздушная трасса начиналась в Закавказье, затем самолеты делали посадку для дозаправки в Багдаде, потом обходили над Персидским заливом Аравийский полуостров, приземлялись в Адене, и после ещё одной дозаправки брали курс на Аддис-Абебу. Однако здесь «мост» не заканчивался, а продолжался дальше вглубь Африки, в ещё одну «горячую точку» — Анголу. Туда тоже шло советское оружие, а обратными рейсами из Анголы в Эфиопию перебрасывался личный состав кубинских воинских частей. Согласно данным кубинских авторов, было задействовано в общей сложности до 225 Ан-12, Ан-22 и Ил-76 советских ВВС. В течение 4 месяцев в Эфиопию было доставлено 600 танков Т-55, Т-62 и ПТ-76, 300 бронемашин (БМГ1-1, БТР-60, БРДМ-2), до 400 орудий, минометов и систем залпового огня.
Хотелось бы отметить, что самые мощные на тот момент самолеты советской военно-транспортной авиации Ан-22 «Антей» не сыграли большой роли в доставке грузов в Эфиопию. Четырёхмоторные гиганты из состава 8-го и 81-го ВТАП выполнили 18 рейсов и перевезли 455 тонн различного имущества, в том числе 37 единиц боевой техники. В ходе этих рейсов бывало всякое. Предусмотреть всё было просто невозможно. Так, 12 декабря, доставляя вооружение в Анголу, экипаж майора А.Калинина из 81-го ВТАП на Ан-22 (борт. СССР-08839, серийный № 02–01) совершил посадку в Аддис-Абебе.
После приземления командир, пытаясь развернуть самолет на ВПП шириной всего 40 м (минимальный радиус разворота «Антея»- 30 м), вышел за пределы полосы. В результате Ан-22 завяз в мягком грунте. Вытащить его аэродромными средствами не удалось. Полоса оказалась заблокирована на двое суток. Москва приняла решение — самолёт уничтожить. Однако старший бортовой техник по авиационному оборудованию капитан А.Баранов предложил поочередно убирать основные стойки шасси и под колёса подкладывать настилы. Это предложение было принято, и за два часа до установленного срока ликвидации самолёт удалось вытащить двумя танками.
Одновременно с доставкой грузов воздушным путём другой поток грузов в Эфиопию пролегал по морю в порт Асэб на судах Министерства морского флота СССР. В целом масштабы поставок впечатляют даже сегодня как по суммарной стоимости (около 1 млрд. долл.), так и по количественным показателям. Первая партия авиатехники, доставленная морем и по воздуху в Эфиопию, насчитывала 48 МиГ-21бис и МиГ-21Р, более 20 МиГ-17Ф, до 20 вертолетов Ми-8Т, 10 тяжёлых транспортных Ми-6 и шесть новейших вертолетов огневой поддержки Ми-24А. Для оперативного контроля за ситуацией в регионе СССР запустил на орбиту специальный разведывательный спутник «Космос-964».
Стоит отметить, что для западных военных аналитиков сам факт того, что Советский Союз способен перебросить фактически несколько дивизий с тяжелым вооружением так далеко от своих границ, оказался неожиданным и неприятным сюрпризом.
По всей видимости, быстрее всех освоение советской авиатехники шло в 12-й штурмовой эскадрилье, которая базировалась в Джиджиге и уже осенью 1977 г. получила шесть Ми-24А, а зимой 1977–1978 гг. ещё 22 Ми-24А. Почти одновременно 14-я транспортно-штурмовая эскадрилья получила 30 вертолётов Ми-8. Следом новая техника начала поступать в 16-ю учебно-тренировочную эскадрилью, начавшую осваивать уже в ходе боевых действий МиГ-21У и L-39ZO. Затем начала перевооружаться на советские истребители 4-я истребительно-бомбардировочная эскадрилья, которая в ноябре 1977 г. получила 20 МиГ-17Ф из СССР и смешанный советско-кубинский лётно-инструкторский состав. Затем советские истребители МиГ-21МФ начали поступать в 1-ю и 2-ю истребительно-бомбардировочные эскадрильи, но полностью эти части с помощью советских и кубинских инструкторов перешли на советскую технику лишь в декабре 1978 г. 3*
К началу 1978 г. была сформирована авиационная составляющая кубинского военного контингента в Эфиопии. В авиагруппировку FAR (Революционных ВВС Кубы) вошли эскадрилья истребителей-бомбардировщиков МиГ-17Ф, эскадрилья истребителей МиГ-21бис, два звена тактических разведчиков МиГ-21Р — всего свыше 40 «МиГов», и несколько вертолетов Ми-8Т, выполнявших транспортные и поисково-спасательные задачи. Эти силы FAR были размещены на аэродромах Дыре-Дауа и Харэр. Западные историки говорят, что численность только кубинского авиационного контингента в Эфиопии превышала 1000 чел., из которых свыше 100 были пилотами. Кубинские историки со своей стороны утверждают, что эта цифра завышена минимум втрое — по их словам численность кубинских авиаторов не превышала 250–300 чел. Командовал силами FAR в Эфиопии подполковник Рубен Интериан, начальником штаба стал подполковник Луис Алонсо Рейна. Оба этих офицера были опытными пилотами и командирами, недавно окончившими советские военные академии.
Помимо военнослужащих из Советского Союза и Кубы на стороне Эфиопии сражался контингент «добровольцев» из Южного Йемена (2000 человек). Кроме того, вооружение и снаряжение для эфиопской армии поставляли ГДР, Чехословакия, Южный Йемен, Северная Корея. Как уже писалось в первой части статьи, свою роль в поддержании боеготовности эфиопских F-5 сыграли поставки запчастей из Вьетнама (из трофейного «наследства» южновьетнамских ВВС). Однако в боевых действиях представители этих государств, несмотря на спекуляции в прессе, не участвовали.
Хотя с октября 1977 г. по январь 1978 г. на фронте установилось относительное затишье, которое обе стороны использовали для усиления своих группировок, бои местного значения, которые велись за тактическое улучшение своих позиций, не прекращались. Особенно ожесточёнными они были в районе Харэра, представлявшего собой административный и исторический центр Огадена, взятие которого было для Сомали вопросом престижа. Операция с ограниченными целями проводилась ими на данном направлении с 17 по 24 ноября. Воспользовавшись нелетной погодой, приковавшей к земле эфиопскую авиацию в Дыре-Дауа, сомалийская пехота, поддержанная танками, попыталась прорвать оборону эфиопов и кубинцев, но после тяжёлых потерь вынуждена была вернуться на исходные позиции.
В начале января 1978 г. эфиопско-сомалийский фронт окончательно стабилизировался на подступах к городам Харэр и Дыре-Дауа; стороны не имели сил для проведения крупных операции и продолжали вести бои местного значения. Однако в воздухе господствовали ВВС Эфиопии, которые вместе с наземной компонентой ПВО успешно отбивали спорадические удары, которые пыталась наносить авиация Сомали. К тому же эти налёты выполнялись слишком малыми силами. Незначительность выделяемых для этого вида боевой работы сил вынуждала нападающих полагаться исключительно на внезапность и призрачную возможность прорыва на малых и предельно малых высотах. Но под плотным заградительным огнём малокалиберной зенитной артиллерии и прицельными пусками ракет, делать это с каждой неделей становилось всё труднее. Ко всему прочему, в сомалийских ВВС, не имевших возможности восполнять потери, вскоре начали испытывать недостаток запчастей. Особенно быстро ухудшалась ситуация с ремкомплектами для двигателей истребителей, которая вскоре почти вплотную приблизилась к критической отметке. Достаточно сказать, что в конце января 1978 г. авиация Сомали могла ежедневно одновременно держать в воздухе не более пары МиГ-21 и звена (три — четыре машины) МиГ-17. Видимо по этой причине кроме «МиГов» в качестве бомбардировщиков сомалийцам пришлось использовать свои транспортные Ан-26, оснащенные балочными бомбодержателями и прицелами НКПБ-7. Естественно работали эти машины в основном по ночам и там, где не было сильной ПВО. О каких либо успехах, достигнутых их экипажами, практически ничего не известно, что позволяет предположить, что таковых, видимо, и не было. Правда, в январе 1978 г. начались переговоры с Китаем о поставке партии истребителей Г-6, но первые самолеты из этого заказа начали прибывать в Сомали только в 1979 г., когда война уже была проиграна. Проблему потерь в летном составе сомалийцы смогли отчасти решить за счет наемников. По разным, зачастую очень сомнительным, данным на стороне Сомали сражались пилоты из США, Египта, Саудовской Аравии, Ирака, Сирии и Пакистана.
На фронте соотношение сил к началу 1978 г. выглядело следующим образом. Сомали имела 27 бригад, 135 танков, более 100 бронемашин, а также 205 орудий и миномётов. Против этих сил эфиопы и кубинцы развернули 35 бригад, 300 танков, более 100 бронемашин, 156 стволов артиллерии и минометов. Кроме того, на фронт прибыли воинские контингенты из Ливии и НДРЙ (численностью до 2000 чел.), начавших участвовать в боях на стороне Эфиопии.
В первых числах января 1978 г., действуя с основной авиабазы Дыре-Дауа, кубинские МиГ-17 и МиГ-21 вместе с F-5 и F-86 начали наносить постепенно всё более усиливавшиеся ракетно-бомбовые удары по позициям сомалийских войск в районе г.Харэр. Сосредоточенные авиаудары, в ходе которых на отдельные батальонные опорные пункты сбрасывалось за сутки иногда до 60 тонн бомб, произвели на сомалийцев ошеломляющее впечатление, — до этого на данном участке фронта по их позициям эпизодически наносили удары лишь одиночные «Канберры» и Т-33. Только на этом участке фронта наблюдатели противника ежедневно фиксировали свыше полусотни пролётов авиации Эфиопии. Иностранные военные наблюдатели отмечали, что кубинские летчики хорошо «видели землю» с воздуха и, действуя нередко под управлением самолёта наведения и целеуказания 4*, успешно уничтожали даже отдельные огневые точки и танки в заданных квадратах, чем «приводили противника в полное смятение».
Нараставший вал бомбардировок заставил президента Египта Анвара Садата публично объявить о своем намерении оказать Сомали открытую военную и, в том числе, авиационную поддержку. Но никаких конкретных действий за этим заявлением не последовало, поскольку по дипломатическим и иным каналам Москва дала понять Каиру, что не забыла предательства египетского лидера, и в Кремле чаша терпения не беспредельна…
Во многом эффективность авианалётов обеспечивалась тщательной авиаразведкой, которая была возложена на звено МиГ-21Р, которые пилотировались исключительно советскими летчиками-инструкторами. С целью обеспечения безопасной работы «фотографов», каждый их вылет прикрывался парой эфиопских F-5, выполнявших роль непосредственного эскорта, и звена кубинских МиГ-21, по одной паре из состава которого располагалось на флангах, чуть сзади и ниже по высоте. Это позволяло практически полностью исключить угрозу внезапной атаки сомалийских перехватчиков. После посадки отснятые плёнки оперативно попадали в фотолабораторию к нашим специалистам, откуда поступали в отдел дешифрирования снимков. Как правило, уже менее чем через пару часов, у наших советников имелись все необходимые данные о наземной обстановке. Вскоре три МиГ-21Р получил кубинский авиационный контингент. О масштабах использования разведывательной авиации говорит тот факт, что только в течение января 1978 г. кубинские авиаторы выполнили более 120 вылетов, вскрыв 136 целей для своей ударной авиации.
Действия кубинской авиации обеспечивали успех общего контрнаступления наземных эфиопско-кубинских войск. Оно началось 22 января 1978 г. в зоне Харэр — Дыре-Дауа. Атакам бронетанковых частей предшествовала массированная артподготовка и удары авиации. Надо сказать, что и наши советники, и эфиопское командование вместе с кубинским ожидали, что противник всё-таки попытается если и не перехватить инициативу в воздухе, то хотя бы нанести возможной больший урон авиации, атакующей его боевые порядки. Это предположение основывалось на том обстоятельстве, что в тот же день, когда в наступление перешли кубинцы и эфиопы, сомалийцы со своей стороны предприняли последнюю, отчаянную попытку силами нескольких пехотных бригад при поддержки танков и артиллерии захватить Харэр.
По этой причине каждая группа ударных самолётов сопровождалась парами истребителей, оснащённых исключительно для воздушного боя. Однако вскоре выяснилось, что сомалийцы даже не пытаются оспаривать господство в воздухе эфиопо-кубинских ВВС. Со стороны противника было отмечено всего лишь несколько разведывательных полетов. При этом сомалийские «МиГи» пытались проскользнуть под радиолокационным зонтиком сквозь щели соседних зон обнаружения. Взлёт с ближайшего аэродрома пары перехватчиков, пилотируемых кубинскими или эфиопскими пилотами, тут же заставлял сомалийцев ретироваться. Поэтому очень скоро практически вся эфиопо-кубинская авиагруппировка была задействована для ударов по наземным целям. По воспоминаниям же советских военных советников, сомалийская авиация эфиопским частям почти не досаждала. Куда большую угрозу представляли внезапные огневые налеты артиллерии.
Наблюдавшие за сосредоточением сил противника на основе данных фото- и радиоразведки наши советники посчитали, что плотная оборона эфиопских и кубинских частей, поддержанная авиацией, должна выдержать этот удар. Так оно и случилось: несмотря на существенное превосходство обороняющихся в артиллерии и авиации, сомалийцы начали яростный штурм. Уже к вечеру 22 января вокруг города разгорелись ожесточенные бои. На поддержку обороняющихся были брошены все имеющиеся в боеспособном состоянии самолёты и вертолёты, способные нести и применять средства поражения. Однако противник оказался также «не лыком шит» и успел извлечь кое-какие уроки из знакомства с возможностями эфиопских и кубинских ВВС. Поскольку зенитных средств сомалийским частям остро не хватало, то стали широко применяться дымовые завесы. Причём свет дыма противник неплохо подбирал под цвет почвы местности, и это приносило свои плоды. Несмотря на тяжёлые потери, сомалийцы всё же заметно продвигались вперёд.
Однако пробиться под ударами авиации сквозь плотную эшелонированную оборону, насыщенную десятками огневых точек, атакующим не удалось, и на следующий день сомалийцы были остановлены всего в километре от шоссе, связывающего Харар с Дыре-Дауа. Фактически, ещё один успешный бросок мог серьёзно сказаться на возможностях обороняющихся, которые бы лишились последней артерии, по которой поступали подкрепления и снабжение, но сил на эту атаку у сомалийцев уже не было. В пехотных ротах оставалось по 20–30 человек. Ощущалась острая нехватка боеприпасов. Огромное количество раненых во фронтовой зоне требовали эвакуации, а на дорогах эфиопские самолёты и вертолёты охотились едва ли не за отдельными машинами.
Стало ясно, что наступательный порыв сомалийской армии выдыхается, и утром 24 января после интенсивной авиационной и артиллерийской подготовки эфиопские и кубинские подразделения перешли в контрнаступление южнее Харара. В результате сомалийцы были разгромлены и, потеряв более 4 тыс. человек, а также 60 танков, начали 2 февраля отступление в направлении Джиджиги. В период со 2 по 3 февраля был нанесен ещё один контрудар в районе Дыре-Дауа, в результате которого противник был отброшен от этого города на 45 километров.
Не имея возможности воздействовать на ситуацию своими ВВС, сомалийское командование попыталось прикрыть организованное отступление своих войск наземными средствами ПВО. Для этого были впервые массово применены все имевшиеся у Сомали средства армейской противовоздушной обороны — несколько десятков ЗСУ- 23-4 «Шилка», мобильные ЗРК «Квадрат» (экспортная версия «Куба») и «Стрела-1» на шасси БРДМ, а также большое количество буксируемых ЗУ-23-2, 37-мм автоматов и пулеметов ДШК. В первую очередь сомалийцы постарались выделять средства ПВО для прикрытия бронетанковых частей и позиций полевой артиллерии.
Кубинцы сразу же почувствовали на себе усиление вражеской ПВО. Именно в феврале 1978 г. FAR понесли в Эфиопии единственные за войну безвозвратные людские и технические потери. Огнем ЗСУ-23-4 «Шилка» были сбиты МиГ-17Ф лейтенанта Эладио Кампоса и МиГ-21бис старшего лейтенанта Рауля Эрнандеса Видала. Оба пилота погибли. Еще один МиГ-21бис был сбит огнем «Шилки» и (по другим данным — ракетой ЗРК «Квадрат»), но его пилот лейтенант Бенигно Кортес успел катапультироваться и остался жив. Еще три или четыре кубинских «МиГа» получили боевые повреждения. Так, МиГ-21бис, пилотируемый капитаном Мануэлем Рохасом Гарсиа, получил повреждения от попадания снарядов малокалиберной зенитной артиллерии — на «МиГе» прямо над сомалийскими позициями остановился двигатель. Чётко действуя в остававшиеся в его распоряжении считанные секунды, капитан Рохас сумел запустить двигатель и привел подбитый «двадцать первый» на аэродром Дыре-Дауа.
Как это ни парадоксально, но усиление ПВО дорого обошлось самим сомалийцам. Как указывает ряд источников, наши советники быстро сориентировались в ситуации и организовали подавление радаров наведения сомалийских ЗРК средствами РЭБ, а кубинцы начали выделять отдельные пары и звенья «МиГов» для подавления ПВО. Любой обнаруженный ЗРК или установка ЗА немедленно попадали под удар и во многих случаях уничтожались. В итоге в течение буквально двух — трёх недель сомалийцы потеряли почти все свои «Шилки», «Квадраты» и «Стрелы», а также множество буксируемых зенитных установок. К началу марта 1978 г. расчеты уцелевших сомалийских ЗРК и зенитных установок вовсе перестали открывать огонь по самолетам противника, боясь быть обнаруженными. Это породило в сомалийских наземных войсках явление, именуемое «самолетобоязнь». Заслышав рёв реактивных двигателей, солдаты в ужасе разбегались, и даже если самолёты не наносили удар, сомалийским офицерам стоило немалых усилий их снова собрать. Определённые надежды сомалийское командование связывало с возведённым в районе Джиджиги поясом заранее подготовленных позиций в горах перед этим городом.
Между тем, «Объединенное командование» 5* кубинско-эфиопских войск начало разрабатывать план «последнего решительного наступления». Планировалось взять г.Джиджига и, разгромив сомалийские войска в районе этого населенного пункта, выбить их за границу, а затем полностью очистить Огаден от сомалийцев. От атаки на Джиджигу в лоб кубинцы отказались — на подступах к городу сомалийцы установили минные заграждения, разместив на господствующих высотах сильные артиллерийские позиции. Генерал Очоа Санчес при участии советских офицеров разработал план, предусматривающий взятие сомалийцев в классические «клещи». Две кубинских танковых бригады генералов Флейтаса и Кинтра Фриаса должны были, обойдя сомалийские укрепления с флангов, скрытно пересечь горные массивы и атаковать Джиджигу с тыла, с южного и северо-западного направлений. У сомалийцев при этом оставался узкий «коридор», позволявший отойти за границу. Советские советники оценили этот план как «удовлетворительный».
Наступление началось 3 марта 1978 г. Ему предшествовала почти часовая артподготовка, в которой, помимо прочего, участвовала отдельная группировка йеменских реактивных систем залпового огня БМ-21, эквивалентная усиленной бригаде (восемь дивизионов). На позициях обороняющихся дыбом вставала земля, поскольку огонь артиллерии корректировался с вертолётов. Едва смолкли залпы артилерии, как в атаку поднялась эфиопская пехота, поддержанная усиленной кубинской танковой бригадой, насчитывающей 90 танков Т-62. Первая атака была начата на участок с наиболее прочной обороной. Всего же город обороняли пять сомалийских пехотных бригад. Длительная подготовка укрепленных позиций позволила их защитникам сравнительно спокойно пережить удары авиации и артиллерии, хотя без потерь конечно не обошлось. Йх настроение существенно повысилось, когда, придя в себя и заняв огневые точки, они смогли уже через четверть часа заставить залечь эфиопскую пехоту. Практически сразу же остановились и кубинские танки, начавшие огневой поединок с уцелевшими противотанковыми орудиями сомалийцев.
Считая, что первый натиск отбит, а район нанесения главного удара противника определён, сомалийское командование начало подтягивать из глубины к месту боя две танковые и две мотострелковые бригады, появление которых на поле боя должно было заставить отойти эфиопов и кубинцев. Тот факт, что на этот раз по движущимся колоннам техники и войск практически не работали ни кубинские, ни эфиопские ВВС должен был насторожить сомалийцев, но этого почему-то не произошло. А между тем, основной удар наносился в совершенно другом месте ещё одной усиленной кубинской танковой бригадой, насчитывавшей также около сотни Т-62, с которой взаимодействовала 10-я эфиопская пехотная дивизия. При этом удар наносился в обход долговременных позиций, а, кроме того, в тылу оборонявшихся сомалийцев был высажен посадочным способом десант с Ми-8 и Ми-6, которых поддержали Ми-24.
Первый эшелон сил, задействованных в «вертикальном охвате», состоял из усиленного батальона (пять рот) с подразделениями тяжёлого оружия (крупнокалиберными пулемётами, ротными и батальонными миномётами, а также ПТРЮ. Заняв необходимый периметр обороны, десантники обеспечили переброску в течение суток на этот плацдарм до 70 единиц лёгкой бронетехники, в основном представленной БТР-152, БМД-1 и БРДМ-2. Любопытно, что кубинские историки начисто отрицают участие в этой операции кубинских военных. По их мнению, в вертолетном десанте, высаженном в районе Джиджиги, участвовали исключительно регулярные части советских ВДВ или части морской пехоты. К сожалению, отечественные источники по данному эпизоду хранят абсолютное молчание.
4 марта десантники внезапно атаковали Джиджигу с севера, откуда их никто не ждал. Одновременно эфиопские части при поддержки кубинских танкистов выбили сомалийцев с двух стратегических горных проходов Марда и Шеделе. Теперь удерживать укреплённую дугу после флангового обхода и высадки десанта в тылу уже не только не имело особого смысла, но и было опасно, а потому сомалийцы начали отход под ударами авиации. К исходу дня 4 марта сомалийцы начали поспешный и беспорядочный отход из Джиджиги, и на следующие сутки город был взят. Если потеря примерно одной тысячи человек рассматривалась в Могадишо как вполне допустимая плата за неудачный исход оборонительной операции, то утрата 42 танков и свыше полусотни орудий в этом районе оказалась тяжёлым ударом для командования вооружённых сил Сомали. Надо отметить, что большая часть этого вооружения была попросту брошена беспорядочно отступавшими войсками. Сказать, что войскам агрессора приходилось не сладко, значит, ничего не сказать. Ежедневно, если позволяла погода, кубинская и эфиопская авиация выполняла до двухсот боевых вылетов для ударов по отходящему противнику и его частям на линии боевого соприкосновения. Примерно 2/3 из этого числа приходились на долю истребителей-бомбардировщиков, а оставшаяся 1/3 — на боевые вертолёты Ми-24. Экипажи последних совершали в день иногда до четырёх боевых вылетов, что было практически предельным напряжением для лётного состава.
В последующие несколько дней потери сомалийцев возросли до 6 тыс. человек, а три из пяти бригад почти полностью утратили свою боеспособность. К вечеру 5 марта 1978 г. Джиджига и её окрестности были окончательно очищены от остатков сомалийских войск, а в течение последующей недели Огаден был полностью занят эфиопско-кубинскими войсками — сомалийцы были отброшены на исходные позиции. Любопытно, что 10 марта Сиад Барре официально признал вовлечённость регулярных вооружённых сил Сомали в боевые действия, проходившие на территории Огадена. Но ещё днём ранее на заседании ЦК Сомалийской революционной социалистической партии было принято решение о выводе войск из Огадена, «пока их там полностью не уничтожили». Однако в официальном коммюнике в тот же день сомалийская сторона гарантировала вывод своих частей при условии эвакуации всех иностранных вооружённых сил из района Африканского Рога, а также «признания всеми заинтересованными сторонами права народа Западного Сомали на самоопределение».
Это заявление ни в коей мере не удовлетворило высшее политическое руководство Эфиопии, а потому вскоре развернулось общее наступление эфиопских и кубинских войск на юго-восток на глубину до 350 км. Уже 16 марта вся территория провинции Огаден была очищена от оккупантов, а днём ранее, 15 марта, правительство Сомали успело объявить в официальном коммюнике о полном выводе своих войск с территории Эфиопии.
Итоги короткой войны на Африканском Роге были тяжёлыми для обеих сторон. Эфиопия потеряла около 40 тыс. человек (15 тыс. военнослужащих и 25 тыс. мирных жителей) свыше 600 тыс. жителей страны стали беженцами. Сомалийская армия потерпела сокрушительное поражение, потеряв свыше 20 тыс. человек убитыми, около 300 танков (почти три четверти довоенного парка), большую часть артиллерии, средств ПВО и транспортных средств. Сомали фактически лишилась своих ВВС. К концу войны в их строю числилось всего 12 самолетов МиГ-21 и несколько МиГ-17.

  1. Вот он, пример решительных действий, заставляющий любого противника уважать достоинство и неприкосновенность страны в любой точке земного шара. Это именно то, чего не хватает нынешним российским политикам, вяло требующих выдать Березовского, Закаева, менеджеров «Юкоса», без конца уговаривающих марионеточные правительства прибалтийских стран уважать права русскоязычного населения и согласившихся на экстренный вывод российских баз из Грузии, который больше напоминает бегство. На самом деле уважают только силу и только с ней считаются. Экономическая мощь — это конечно хорошо. Но посмотрите на невероятно развитые Японию и США, с почтением взирающих на такое во всех отношениях карликовое и враждебное им политическое образование как Северная Корея, которое хотя и шатается от истощения, но зато опирается на ядерную дубинку.
  2. Этот, несомненно, одарённый военачальник затем много лет командовал кубинскими войсками в Анголе. Его головокружительная военная карьера завершилась в июле 1989 г. расстрелом по приговору суда офицерской чести РВС Кубы «за тесные связи с международным наркобизнесом»…
  3. 3-я истребительно-бомбардировочная эскадрилья ВВС Эфиопии до начала 80-х годов летала на МиГ—17Ф, но затем вместе с 4-й эскадрильей начала получать МиГ-23БН. 5-я истребительно-бомбардировочная эскадрилья продержалась на F-5A/E до 1981 г., при этом в её составе собралось 19 машин этого типа, 12 из которых при перевооружении были проданы в Иран. После чего она целиком перешла на МиГ-21бис, а в 1998 г. была перевооружена на Су-27.
  4. В этой роли применялись истребители-«спарки», а если цель авиаудара находилась вблизи линии фронта, то вертолёты Ми-24.
  5. Отражением агрессии руководил штаб во главе с М.Х.Мариамом, в состав которого входили пять эфиопских, пять советских, два йеменских и восемь кубинских генералов и офицеров. Советскую группу военных советников возглавлял генерал армии В.Петров Помимо него в её состав входили генерал-лейтенант авиации Г.Дольников, генерал-майор Е.Алещенко, генерал-майор П.Голицын и ряд старших офицеров.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *